Словесный портрет Вани

Кому коня подержит, кому корову загонит. Все ему в любопытство.

Еще зовут Меланихой. Как многих бабушек в деревнях — по фамилии, только фамилию немного переделывают.
— Как в школе, что ли?
— Ну да, как будто поддразнивают.

А почему у вас собаки нет? — встречает он вопросом бабушку.
— Да как нет? Есть собака. С дедом блукает.
— Как это?
— А так. Дед на двоих, а собака на четырех.
— А-а, — успокаивается внук.

Ужинаем шумно. Должно быть, давно в меланинском доме не было так весело. Только Ванюшка стесненно помалкивает. Он вслушивается в речь деда и бабки с любопытством и недоверием.

Вот дожили. Поговорить с внуком толмача надобно, не понимаем друг друга. И как же, Лен, это называется? Сближение города и деревни? Так что ли?

А речка у вас есть?
— Есть тут одна лыва: дураку по пояс, а умный сухим пройдет. А так все леса.
— Как это — лыва?
— Да лужа большая.
— А ягоды есть?
— Куда ж им деваться? Вон тот опупок видишь? Со всех сторон ягоды, — тычет дед в окно.
— Как это — опупок? — безудержно и звонко хохочет Ванюшка.
— Опупок? Да... пригорок что ли...

—Вы бабушку с дедушкой хорошо знаете?
— Да как тебе сказать? А что, собственно, случилось?
— Да так, — нерешительно замолкает Баня и немного погодя размыто и неохотно спрашивает: — А они русские?
— Конечно. Почему ты сомневаешься?
— Чудно как-то разговаривают...
Вот это признание! Оно так горько, что я не нахожу слов для ответа.

— Дед у тебя воевал, до Берлина не дошел, но поговорить с ним о войне тебе будет интересно.
— Ага.
— Вот и ладненько. А теперь спать. Как-никак мне вставать с петухами.
— Как это — с петухами?
— Поживешь — узнаешь, — смеюсь я.
Вскоре Ваня засыпает... ох и доймет их внук вопросами, ах и доймет!

«Вань, пошли грехи смывать!» — «Как это?» — «Обыкновенно — мылом натремся — шайкой сполоснем». — «Какой шайкой?» — «Ну тазиком по-вашему». Снял я портки, а он мешкает, стесняется, что ли. Ну, думаю, пусть раздевается, а я воды разведу. Оставил его в предбаннике, а сам ему голос подаю: «Вань, где-то там у нас банный начальник остался». — «Я сейчас!» И нет Ваньки...

Прибег ко мне: «Бабушка, вас деда зовет». Я бежьмя к Фролу, у страха, сама знаешь, глаза велики. Годы у нас немалые, дрябнем потихоньку. Кто знает, где прихватит?
— Прибегла. Глаза вот такие, — Фрол Матвеевич показывает на чайные чашки. — А я штаны надеваю — Ваньку искать. «Ты чего пришла?» — «Как чего? Ты же сам прислал Ваньку!» — «Когда? Ваньча, что я тебе сказал?» — «Велели позвать бабушку!» — «А ну выкладывай, чего удумал?» — «Вы же сами сказали, где банный начальник?»
Меланины сладко, с упоением смеются, и с каждым новым всплеском смеха душе моей становится легче: я с нее снимаю груз, который взвалила в Москве.
— Теперь-то он знает, что в бане веник начальник?
— До новых веничков не забудет! — Фрол Матвеевич чиркает спичкой и подносит ее к измятой и истертой папиросе. — Вот соседи донимают: «Скажи да скажи, Ваня, кто в бане наибольший?»
— Не обижается?
— Поначалу конфузился, — винится Меланин-дед. — А теперь и сам смеется. Да и как обижаться? Любят его все.

— Ох, Шайтан и лаял сегодня ночью! На кого это он, деда?
— А на луну, — беспечно отвечает Фрол Матвеевич.
— Зачем?
— Чтоб спустилась пониже.
— Как это?
— Ну так, чтобы укусить можно было.
Дед и внук заразительно, словно наперегонки, смеются: а ну, кто звонче! ...Контакт между дедом и внуком прочитывается сразу.

Теть Лен, а у нас половицы приговаривают.
— Как это? — почти по-ванюшкиному удивляюсь я.
— А вот, — он, держа миску обеими руками, переступает несколько раз с половицы на половицу. Одна из них тонко и тягостно поскрипывает.

— Вань, ты там посмотри, чтоб самовар не ушел, — бабка влюбленно смотрит вслед внуку. — Чтой-то молчит Ванька. Пойду гляну, — тетя Настя идет на крыльцо... — А самовар как? Не ушел еще?
— Стоит.
— Да ты ж его проворонил! Глянь-ка, он давно у тебя убежал!
— Да вот же он стоит!
— Ах ты, господи! — Тетя Настя идет в избу, и от смеха самовар в ее руках подпрыгивает вверх-вниз...

— Вот так. Вот так, Лен, все десять дён. Веришь ли, глаза от смеха не просыхают. — Старик откровенно, по-детски счастлив и стесняется этого: чиркнет по мне взглядом и скорей потушит глаза, чтобы не выглядеть несерьезным.
Фрол Матвеевич следит за внуком, щурит слабые, нечаянно погрустневшие глаза.
— И куда он уходит — этот самовар? — задумчиво говорит он. — Уходит да и только...

У дверей, по-щенячьи радостно повизгивая, стоит Ванюшка, успевший за минуту вымокнуть с головы до пят.
— Смотрите, ну смотрите, что он со мной сделал! — Мокрый, сияющий, глазастый, он переступает с ноги на ногу, собирая и объединяя взглядом наши улыбки.
Под ним тихо и тонко приговаривают половицы.

-А уж недельку-полторы ты поживи с дедушкой. Сам видишь, как они рады. Иначе с нашей стороны будет совсем непорядочно.
- Это точно.

Ванюшка старается быть мужчиной, и его нарочито приподнятый тон еще больше меня расстраивает.

Ванюшка? Да нет, парень прекрасный...

Ваньча! Давай бабкины половики снимем с плетня, а то замочит...
Контакт между дедом и внуком прочитывается сразу. Половики и те уже стали бабкиными, будто легла невидимая черта, по одну сторону которой они, мужики — дед и внук, а по другую — мы, то есть бабка и я, с нашими несерьезными страхами и заботами.

-Здорово, мужик! Ты чей будешь? -А ничего, масластый растешь! И руку крепко держишь... - А малец вроде зовкий, небалованный?

— Да с Шайтаном шепчутся, — будто что-то запретное, тихо подсказывает тетя Настя. Ванюшка, усталый, обмякший, сладко позевывает над растянувшимся у его ног Шайтаном.

— Ничего, я с Шайтаном подружусь, — успокаивает он.

А внизу, у лестницы, еще долго беспокойно вышагивает Шайтан, тоскуя по той нежданной откровенной детской ласке, которая сегодня выпала на его долю.

— Вот так и носятся с Шайтаном, — с удовольствием замечает Фрол Матвеевич. — И не скажешь, кто шайтанистей — пес или малой.

На мокрой лужайке Ваня с Шайтаном выделывают крутые путаные восьмерки. Отяжелевший после еды пес заметно охладел к играм. Он чаще садится и, высунув язык, не сводит с мальчика улыбчиво-просительных глаз.

Пожить хочу. Глядишь, через год внук опять приедет, а? — Меланин идет в разведку, чтобы заручиться моей поддержкой до приезда дочери. — Десять дён как не было, не заметили, как пролетели. Измолчались мы с бабкой, а тут Ваня. Ходит по пятам: как это да зачем это. Только поспевай отвечать.

Как интересно! — прыгает Ванюшка на сеновале. — Я в кино видел — в таких партизаны прятались. Пулемет в сено и тра-та-та-тат-та!

Ванюшка с любопытством горожанина обходит двор. Трогает разбросанные у сарая обечайки, покосившуюся двуколку, деревянное корыто с водой, заглядывает с надеждой в пустую, почерневшую от времени конуру.

— Ополоснуться вам с дороги надо. Я сейчас, — и уже гремит во дворе рукомойником. Через минуту доносится: — Выходите, водичка хорошая, в бочке протеплилась. Ваньча, прихвати там на гвозде полотенце браное!
— Это как — браное? Которым вытирались?
— Да нет, скорее вон то, другое, шитое красным, — не очень уверенно показываю я Ване.

-Да сымай ты котомку, сымай! Дай гляну на тебя!
-Это не котомка, а рюкзак, — Ванюшка оскорбленно держит свои вещи.

— Чего это она?
— Да ничего, Ваня. Интересно ей. Они же здесь все друг друга знают. Вот стоит она сейчас и гадает, кто мы, откуда мы и надолго ли...
Ваня оглядывается и растерянно бормочет:
— И правда стоит...

Под ними копошатся непривычно рябые и пестрые куры. У притворенной калитки ходит важный и нарядный петух, весь в немыслимо синих отливах. Он несет свой гребень высоко и гордо, как королевскую корону.
— Вот это да! — восхищенно замирает Ванюшка.

Крупная беломордая корова стоит против избы и сонно двигает челюстями.

У второго двора нас весело облаивает замызганная собачонка. Глаза у Ванюшки распахиваются. Он приседает перед собакой на корточки и доверительно шепчет:
— Ну чего ты, чего? Псючка, псючка... чумазенькая...

Ванюшка совсем не помнил деда с бабкой: гостил у них лет шесть назад, когда только-только начал ходить в детский сад.

Вань, ты хоть помнишь, как бабушку зовут? — спрашиваю я, устав от нашего хмурого молчания.

Ванюшка шагает молча и все время смотрит себе под ноги. Я чувствую, что ему одиноко. Причин для этого много. Какая из них его тяготит, я не угадываю. А может, и все сразу...

Подробнее