Анна Ахматова оставила неизгладимый след в русской литературе и культуре, будучи не только выдающейся поэтессой, но и женщиной с уникальным и многогранным характером. Ее внешность и манеры вызывали восхищение и уважение среди современников.
Алексей Баталов: Кстати, когда я вернулся из армии, свой гонорар Ахматова подарила мне, чтобы я приоделся. Но я купил старенький зеленый москвич, о котором мечтал. Помню, пригнал его под окна своего дома, поднялся к Анне Андреевне и говорю: «Я купил машину». После длительной паузы она ответила: «По-моему, это великолепно».
Верная
Фаина Раневская: У нее был талант верности . Мне известно , что в Ташкенте она просила Л . К . Чуковскую у нее не бывать , потому что Лидия Корнеевна говорила недоброжелательно обо мне.
Загадочная
Валерий Леонтьев: Ваш образ так оформлен славой,
Так ею властно завершен,
Что стал загадкою, забавой,
Навязчивой легендой он.
Скрупулёзная
Иосиф Бродский: Ахматова была человеком чрезвычайно высокого профессионализма. Больше всего ее интересовало, говорит ли поэт, говорит ли поэзия, русская поэзия, языком своего времени. Одна из похвал, которые ей представлялись наиболее высокими, была фраза: «Такого по-русски еще не было». Или, лучше того: «Такого еще не было». Эта оценка была профессиональной не только потому, что в русской литературе такого еще не было.
Убедительная
Лидия Гинзбург: У нее дар совершенно непринужденного и в высокой степени убедительного величия. Она держит себя, как экс-королева на буржуазном курорте.
Красивая
Николай Пунин: Она странна и стройна, худая, бледная, бессмертная и мистическая. …У нее сильно развитые скулы и особенный нос с горбом, словно сломанный, как у Микеланджело… Она умна, она прошла глубокую поэтическую культуру, она устойчива в своем миросозерцании, она великолепна.
Заботливая
Лидия Чуковская: Когда летом 1942 года я заболела брюшным тифом и, отдав Люшу родителям, вылеживала шестинедельный бред в своем чулане, Анна Андреевна не раз навещала меня.
Чопорная
Корней Чуковский: Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитою чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда в ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом.
